Глобальные университетские рейтинги: игра или болезнь?

31 января в Лаборатории экономико-социологических исследований состоялся семинар серии «Социология рынков». Доцент факультета экономики, проректор ВШЭ, директор Института институциональных исследований Мария Юдкевич ответила на вопрос о том, в какой степени университетские рейтинги помогают университетам, а в каком создают ограничения и риски. Как университеты в разных академических системах борются с симптомами рейтинговой лихорадки?

Чтобы были понятны масштабы проблемы университетских рейтингов на глобальном и национальных уровнях,  стоит посмотреть на несколько фактов. На сегодняшний день в мире существует порядка 18 000 университетов, в совокупности во всех странах мира в них учится примерно сотня миллионов студентов. Если взять топ-100 университетов мирового класса, это составит примерно 0,5% от общего числа существующих в мире университетов и примерно 0,4% от общего числа студентов. Это как если сравнивать людей, которые бегают. В США хотя бы один раз в неделю совершают пробежку 15% взрослого населения, а марафонскую дистанцию хотя бы раз в жизни преодолели менее 1% населения планеты. Харуки Мураками написал книгу «О чём я говорю, когда говорю о беге», а Мария Юдкевич своё выступление назвала: «О чём я говорю, когда говорю о рейтингах».

Первую аналогию между университетскими рейтингами и марафонскими забегами можно провести, если посмотреть на верхние строчки рейтинга Times Higher Education. Всего два университета из первой десятки представляют не США, а Великобританию – это Кембриджский университет и Оксфордский университет. Точно так же, если посмотреть на десятку самых быстрых мужчин-марафонцев, можно заметить, что практически все бегуны являются представителями Кении и только двое –  Эфиопии.

Тем не менее, в целом ряде стран за пределами американского континента предпринимаются попытки создать небольшое количество университетов мирового класса. Такие попытки предпринимаются в Китае, Японии, Корее, Франции, в том числе и в России. Очень часто степень продвижения в решении этой задачи измеряется с помощью глобальных университетских рейтингов, которые зачастую выступают в качестве ‘proxy’. В ряде университетов и стран «рейтинговая игра» всё чаще приобретает очертания болезни, «рейтинговой лихорадки», симптомы которой проявляются в лёгкой или тяжёлой форме. Мария Юдкевич в своём выступлении рассказала о генезисе и потенциальном лечении данного опасного заболевания.

 

Университетские рейтинги: краткий обзор

Исследователи выделяют четыре основных этапа развития университетских рейтингов:

1.    20-ые годы XX века – локальные рейтинги и рейтинги элит. Например, в США образовательные учреждения, ранжировали по тому, сколько профессоров из элитных университетов у них работает

2.    Середина XX века – национальные рейтинги. Их появление было связано с тем, что в США студенты получили возможность перемещаться по штатам и сравнивать между собой разные университеты.

3.    Начало 2000-ых гг. – глобальные рейтинги

4.    Сейчас – над-национальные рейтинги. Эти рейтинги позволяют сравнивать между собой не только университеты, но и национальные образовательные системы

Наиболее авторитетными и известными рейтингами на сегодняшний день считаются Academic Ranking of World Universities (ARWU), QS World University Rankings (QS), Times Higher Education (THE). Последние десятилетия характеризуются взрывным ростом интереса к глобальным университетским рейтингам.

Согласно результатам сравнительного исследования 2006 и 2014 годов по 180 университетам из полутора десятка европейских стран (Hazelkorn, 2015) [1], наблюдается рост недовольства своим местом в рейтинге (58% в 2006 и 83% в 2014). Во-вторых, почти на 10% возросла доля университетов, которые отслеживают рейтинги других университетов своей страны, т.е. сравнивают себя в национальном университетском пространстве. В-третьих, более чем на 25% возросла доля университетов, отслеживающих деятельность университетов в других странах (50% в 2006 и 77% в 2014).

Большинство вузов, согласно опросу, отслеживают рейтинги на институциональном уровне, а также на институциональном уровне и уровне школ, департаментов, факультетов (при этом, только 14% не отслеживают своё место в рейтингах). Какие группы оказываются в зависимости от рейтинга? Кому важны рейтинги? Чаще всего этим интересуются министерства или агентства, отвечающее за образовательное учреждение, потенциальные исследователи, которые думают о работе в этом университете, и будущие студенты. А в наименьшей степени, по мнению руководства университетов, рейтинги вузов важны выпускникам.

Кроме того, значительная доля университетов задает не только содержательные параметры качества, но и формулирует, где они хотят оказаться с точки зрения рейтинговых таблиц (14% на уровне национальных рейтингов, 18% на уровне международных и 29% - на уровне национальных и международных).

Также, согласно проведённому исследованию, рейтинги помогают тому, что завязано на исследовательской компоненте: академическим партнёрствам, международной корпорации, формированию исследовательских приоритетов. Однако они не помогают тому, что связано с преподавательской и учебной деятельностью.

 

Что измеряют глобальные рейтинги и почему слишком опасны обобщения?

1) Фокус на исследовательской компоненте. Специальные индикаторы, с помощью которых рейтинги пытаются измерить исследовательскую компоненту деятельности вузов, вырабатываются экспертным образом вырабатываются. Это означает, что остальные компоненты, например, образовательная, не попадают в рейтинги просто из-за методологии измерения.

2) Рейтинги как правило не учитывают национальную специфику. Каждая страна, не попавшая в верхние части рейтинговых таблиц, очень часто говорит о национальных особенностях, например, большей ориентации на преподавание, или специальных преподавательских методиках.

3) Рейтинги как правило используют прокси-переменные. Например, для измерения исследовательской компоненты университеты используют количество публикаций, и только от части учитывают качество; в связи с чем академики начинают ориентироваться на количество, и университеты сталкиваются с подменой реальных переменных на прокси.

4) Проблема волатильности за пределами первых 100-150 строчек в рейтинге. Места в рейтинге зависят от изменений методологии. Например, рейтинг Times HE неоднократно менял методологию, и университеты за пределами топ-100 перемещались по рейтинговой шкале отнюдь не из-за качественных изменений в обучении или исследовательской компоненте.

Возникающая  «рейтинговая лихорадка» сводит задачи построения университета мирового класса к формальному продвижению в глобальных рейтингах. По словам Марии Юдкевич, «Болезнь эта очень заразная, и если другие университеты вокруг тебя ей заболевают, то ты тоже в какой-то момент чувствуешь жар и лихорадочные действия в плане подачи документов в разные рейтинговые агентства».

 

Почему Россия – один из типичных пациентов?

Почему же у России оказался низкий иммунитет к этой болезни? Во-первых, появление задачи по вхождению в глобальные рейтинги (которая была поставлена перед университетами) совпала по времени с усилением вузовской ориентации на исследования. Для целого ряда университетов произошло «установление знака равенства» между интенсификацией исследовательской деятельности и повышением позиции в рейтинге.

Во-вторых, программа 5-100 привязала ресурсы к местам в рейтингах и показателям, входящим в их расчёт. А поскольку такое планирование носит краткосрочный характер возникает «синдромом Карлсона»: в ожидании персикового дерева Карлсон каждые 10 минут достает персиковую косточку из горшка, а потом вместе с косточкой выкинул его в окно.  Краткосрочное планирование устроено примерно таким же образом: «мы не даём чему-то созреть, а самим фактом постоянных интервенций и изменений снижаем вероятность того, что из этого что-то получится».

 

Симптомы рейтинговой лихорадки

Далее Мария Юдкевич  представила результаты совместного проекта ИНИИ НИУ ВШЭи Центра по изучению международного высшего образования Бостон-колледжа (США). В первую очередь, исследователей интересовало, какое влияние оказывают рейтинги на то, что происходит внутри университетов. В частности, на коммуникацию в академическом сообществе и на коммуникацию между академическим ядром университета и административным. В основу этого международного проекта легли 11 кейсов университетов, каждый из которых играет заметную роль в национальной системе высшего образования и ставит своей задачей занять место на глобальном академическом рынке (университетом, представляющим этот проект от России, стала Высшая школа экономики, подробнее об этом можно ознакомиться в совместном тексте М. Юдкевич и с Ивана Павлюткина, старшего научного сотрудника ЛЭСИ).

 

Области проявления симптомов в разных странах оказались очень схожи:

·      Публикации. Академики, испытывающие внешнее давление  по увеличению публикаций, начинают ориентироваться только на формальные правила. Одним из следствий является рост  «мусорных публикаций» за 2012 – 2015 гг.

·      Академическая свобода и административное давление. Администрация и деканы рассуждают в терминах формальной логики (например, нанять только граждан США, в возрасте 25-30 лет, только женщин и т.д., и это повысит позицию в рейтинге на 20 строчек). В этой ситуации преподаватели начинают чувствовать фрустрацию и давление, о чем свидетельствуют многочисленные цитаты интервью

 

«Рейтинговая лихорадка» в российском контексте

В российском контексте «рейтинговая лихородка» имеет ещё несколько симптомов. Во-первых, реакция вузов на рейтинговое давление сильно зависит от институционального контекста, т.е. от национального рынка, на котором он находится. Во-вторых, уровень конкуренции между вузами достаточно низок, а преобладает логика государственного контроля. В-третьих, во многих вузах преобладает иерархический характер модели управления - преподаватели играют незначительную роль в управлении и мало осведомлены о логике принятия решений.

Как преподаватели воспринимают рейтинги? Было выявлено четыре типа восприятия:

1.     «Игры администраторов»

2.     «Символическая» причина роста требований к академикам

3.     Выражение формального подхода к оценке и давления формальных индикаторов

4.     Предмет институциональной и дисциплинарной гордости

Однако как и любая болезнь, «рейтинговая лихородка» имеет свои последствия. Разные дисциплины вносят разный «вклад» в рейтинг, и некоторые чувствуют себя дисциплиной второго сорта, потому что они (гуманитарии) менее полезны для рейтингов, нежели дисциплины первого сорта (технари, математики). «Польза и вред» от рейтингов для разных дисциплин также отличается, а существовавшей прежде «полусемейной» модели вузов на смену приходит большее разделение между администрацией и академиками. Академические администраторы (которые являются и представителями академической части университета, и выполняют администраторские функции) выступают как буфер между «академиками» и «бюрократией». По мнению Марии Юдкевич, чтобы противостоять давлению формальной логики, должна быть прослойка академиков-администраторов, которые направляют эту логику в более осмысленный контекст.

 

Как лечиться от рейтинговой лихорадки?

Мария Юдкевич предлагает несколько путей решения этой проблемы:

1.     Диверсификация источников финансирования. Важно, чтобы университет выстраивал модель диверсификации своего финансирования и учился привлекать деньги с рынка.

2.    Укрепление национального академического рынка

a.    Усиление локальной конкуренции

b.    Уточнение национальной миссии

c.    Развитие сильных сторон, связанных с национальными особенностями академической системы.

3.     Корректировка ожиданий. «Не получается – снизь амбиции».

В заключении докладчица отметила, что, согласно прогнозам, к 2030 году количество студентов возрастёт более чем в 4 раза, и для покрытия спроса на обучение понадобится открывать 4 университета размером с Вышку каждую неделю в течение ближайших 15 лет. Это серьезным образом изменит рынок провайдеров и формат образовательных услуг. А значит, появятся новые болезни и новые лекарства.

 

Доклад вызвал живой отклик у аудитории, и было высказано большое количество комментариев и размышлений относительно рейтинговый системы и её роли в жизни университетов. Возможно, стоит пересмотреть опыт изменений 100-150 лет назад, поскольку наука изменилась не настолько сильно, чтобы изменять институциональный контекст внутри и вокруг университетов.

Старший научный сотрудник Лаборатории Котельникова Зоя отметила, что объяснять «рейтинговую лихорадку» невозможно исключительно эндогенными факторами. Например, телевидение, СМИ также подпитывают эту среду. Существуют и экзогенные факторы, которые связаны с неопределённостью, а риски в том, что рейтинги в какой-то момент порождают ещё большую неопределённость.

Иван Павлюткин, старший научный сотрудник ЛЭСИ, отметил, что рейтинги имеют значение, просто кто-то включается в процесс трансформации, а кто-то нет (как это можно наглядно видеть в группе университетов, участвующих в программе «5-100»). Иван Павлюткин подчёркнул также, что при проведении интервью управленцы зачастую делают «первобытные утверждения» - говорят о  конкуренции, не называя конкретные университеты. Если же говорить ещё про академиков, то рейтинг в разных дисциплинах действительно разный, а  до написания статьи исследователи обычно уже знают требования журнала и «подгоняют статью под определённые требования». Ольга Кузина, профессор кафедры экономической социологии, отметила, что, в рейтингах есть большая компонента субъективности.

Большую дискуссию вызвало и сравнение университетских рейтингов со спортивными. Андрей Шевчук, старший научный сотрудник Лаборатории, отметил, что при всех своих достоинствах метафора требует еще некоторого осмысления, а  Зоя Котельникова предложила сравнивать университетские рейтинги не со спортом, где есть объективные показатели достижений, а с конкурсом красоты.

 

Елена Бейлина, стажер-исследователь ЛЭСИ

 

---

[1] Hazelkorn, E. (2015). Rankings and the reshaping of higher education: The battle for world-class excellence. Springer. В открытом доступе можно ознакомиться с предыдущим изданием этой книги.